Книга Прах и камень  - Эрика Адамс

Мгновением позже он тянется к сидящему рядом мужчине и берёт из его рук музыкальный инструмент, выходит на середину поля и ударяет пару раз кулаком по корпусу, привлекая к себе внимание. Взоры всех присутствующих обращаются на него, и я сама начинаю любоваться его крепкой фигурой, выхваченной из ночной темноты пляшущим светом костров.

Вэ’рк перебирает струны инструмента и начинает петь. Поначалу его голос звучит негромко, так, что заставляет всех приблизиться и прислушаться к незатейливой, немного грустной мелодии, но с каждым мгновением удары пальцев о струны становятся сильнее, а голос крепнет, разносясь над толпой. Голос Вэ’рка мелодичен и приятен, он словно проникает в душу и заставляет сопереживать герою его песни. Я понимаю, что лучшего момента может и не представиться, потому тихо выскальзываю из каморки и бреду окольными путями, подходя к собравшимся с противоположной стороны. Я ставлю на землю у ног пузатый кувшин с вином, за которым шла, и слушаю песню, наслаждаясь голосом Вэ’рка.

Пение уносит меня прочь от земли, приподнимая над её поверхностью, а потом я слышу нечто странное, выбивающееся из общего ритма музыки. Всего одна фальшивая нота – и пение Вэ’рка запинается. Я изумлённо смотрю на него, не понимая, что происходит, потому как он всегда искусно играл на этом инструменте. Но и он сам переводит взгляд вниз, отнимая руку от струн, которые начинают жалобно звенеть и лопаются с надсадным звуком одна за другой. В ночном воздухе повисает тишина, нарушаемая только громким «дзынь».

И неслышно больше ничего: ни ленивого лая собак, ни пения ночных сверчков, ни трескотни иных насекомых.

Всё замерло и затаилось.

Чистое беззвёздное небо вдруг начинает стремительно затягивать низкими чёрными тучами, закрывающими яркий лик луны. Стремительный порыв ветра проносится над поляной, разом гася факелы и зажжённые свечи. Лишь самые большие костры ещё отбрасывают свет, но и они постепенно гаснут. Вдалеке пронзительно начинает выть собака, но её вой быстро сменяется жалобным скулежом, прерывающимся хрипом и двумя короткими взвизгами.

Снова – тишина, плотной пеленой обступившая всех собравшихся, в которой отчётливо слышны мягкие вкрадчивые шаги. И смех, негромкий, но словно проникающий под кожу тысячей уколов маленьких иголочек. От этого смеха становится не по себе. Он нарастает, становясь всё более громким, и вскоре громыхает над огромной толпой собравшихся, заставляя нас замереть, не решаясь пошевелиться. И в сгустившейся темноте, движущейся нам навстречу, я начинаю различать два красноватых огонька, разгорающихся всё ярче по мере приближения к нам.

Меня пронзает насквозь пониманием того, чего я так долго ждала и страшилась – Он явился за своими Невестами.

Глава 10

Мои пальцы стискиваются в кулаки, а ногти впиваются в ладонь. Я, подобно всем остальным, наблюдаю за его приближением, всё ещё не в силах разобрать, что он из себя представляет. Я вижу только сгустившееся облако тьмы и две ярко-красные точки… Он высок, если не сказать огромен. Но по мере его приближения тьма начинает приобретать очертания. Он сидит верхом на коне, кажущимся лишь чёрным размытым пятном. Но что это?..

На мгновение мне представляется, словно Он сидит верхом на скелете, с облезшей высохшей шкурой, колышущейся от ветра. Я мигаю… Странное наваждение схлынуло, перед моими глазами лишь рослый, крепкий жеребец, морда которого закована в шипастую броню. А на нём восседает высокий, широкоплечий всадник, по сравнению с которым даже Вэ’рк кажется лишь тщедушным мальчишкой. Он закован в железные латы, даже перчатки, небрежно держащие поводья, сделаны из металла.

Его конь вплотную подходит к собравшимся и обдаёт их паром тяжёлого смрадного дыхания, от которого народ ещё ниже сгибает головы, вперяя взгляды в землю. Я бросаю осторожный взгляд Ему за спину, замечая, как поодаль полукругом выстроилось его воинство, и понимаю всю бессмысленность заявлений Вэ’рка о том, что он намерен изменить ход событий. Возможно, когда-нибудь в далёком будущем, но только не сейчас, когда он, скованный таким же страхом, как и все остальные, замер на месте, сжимая в руках музыкальный инструмент.

– Невесты… – скрежещет Он и делает знак левой рукой.

Тотчас же спешиваются несколько всадников и тащат мешки с золотом, бросая их у ног Храмовников. Никто не трогается с места, чтобы развязать тесьму и убедиться, что там именно золотые монеты, а не простые, ничего не стоящие медяки. И никому в голову не приходить сравнивать вес каждой Невесты с весом мешка золота, уплаченного за неё.

Лишь несколько мгновений спустя из толпы Храмовников отделяется вперёд один Видящий и хлопает в ладоши.

Хлоп. Пауза.

Он затягивает длинную ноту низким голосом, вновь ударяет в ладоши.

Хлоп. Пауза.

К нему присоединяются поначалу служащие Храма, а после заданный ритм подхватывают и все остальные жители, словно просыпаясь от сна, или, наоборот, проваливаясь в забытьё, вызванное ритмичными хлопками и постукиваниями пяток о землю. Пятеро Видящих расходятся в разные стороны и каждый из них безошибочно определяет, где находится Невеста. Вот и ко мне приближается один из Видящих: его глаза подёрнуты мутной поволокой, и в голове проносится мысль, а не попытаться ли мне сбежать или спрятаться? Но потом я оглядываю толпу, охваченную каким-то странным общим экстазом, Я понимаю, что мне не дадут и шагу ступить в иную сторону, кроме как по направлению к Нему.

– Идём, дитя, твой час пробил, – читаю я по губам Видящего, потому что его голос тонет в общем пении и гвалте.

В моё запястье крепко впиваются пальцы Храмовника, и он ведёт меня к Нему, останавливается в паре шагов и пятится назад, не поворачиваясь спиной. А я не знаю, что мне делать дальше. Стою, не смея поднять взгляда выше его перчатки, закованной в броню, и краем глаза вижу, как первой по направлению к Нему движется Васса. Она что-то лопочет и опускается на колени, радостно приветствуя того, кого так долго ждала, тянет ладони и губы, жаждая прикоснуться к Нему. Но удар Его руки заставляет её повалиться набок. Половина её лица оказывается рассечённой и на землю сочится тёмная кровь. Васса испуганно сжимается в комок, давясь рыданиями, и больше не осмеливается двигаться без Его на то позволения.

– В путь, – вновь раздаётся Его голос, а потом раздаётся ужасающий скрип, царапающий до самого нутра.

На поляну выкатывают телегу с закреплённой на ней клеткой.

– Пошевеливайтесь!

Его голос грохочет, а мы пятеро понимаем, для кого предназначена клетка и поспешно передвигаем ногами, неловко взбираясь на высокую телегу, и садимся в тесном пространстве, будучи прижатыми друг к другу локтями. Дверь клетки с грохотом захлопывается за нами. Погонщик взмахивает кнутом, со свистом рассекая воздух, и опускает его на спины коней, запряжённых в телегу. Она трогается с места всё с тем же душераздирающим скрипом, под пение и хлопки в ладоши жителей селения, смотрящих нам вслед бездумно. Я пытаюсь разглядеть среди толпы собравшихся фигуру матери или Визалии, скольжу взглядом, надеясь запечатлеть хотя бы Вэ’рка, но перед глазами висит лишь мутная пелена слёз.